Автор: SingleTear
О своих впечатлениях можете написать в гостевой книге.
Истина ночи
When the night is calling
Pretty baby screams…
The 69 Eyes, ‘Velvet touch’
- Чёрт, Юрки, как же ты мне надоел!!!
Мой вопль, сначала чуть хрипловатый, на последних звуках сорвался на какой-то истеричный визг, и было удивительно, как стёкла в доме вообще остались целы. Впрочем, даже если бы они и не выдержали и я сейчас оказалась бы в опасном месиве осколков, мне было бы наплевать. Вне себя от бешенства я металась по комнате, сокрушая всё на своём пути и желая лишь одного – разнести здесь всё в клочья. Превращая чёрный бархат занавесок в нечто вроде лапши посредством остро заточенного ножа, я бросила молниеносный взгляд на запертую дверь и с досадой обнаружила, что её позолоченная ручка нервно дёргалась.Затем на несчастную преграду, отделявшую меня от этого сумасшедшего, посыпались оглушительные удары и пинки, и я уже начала опасаться за свою шею, но потом дверь понемногу успокоилась, и грохот отодвинулся куда-то вглубь дома.Вскоре оттуда раздались дребезжаще-бьющиеся звуки. Не знай я Юрки достаточно хорошо, я бы решила, что он бьёт посуду,швыряя её об пол кухни, но мой опыт по наблюдениям за этим человеком в состоянии бешенства подсказывал : самое невинное, чем он может заниматься сейчас, так это крушить при помощи тесака плиту или, вооружившись пучком шампуров, совершать набег на полки с фамильным фарфором и хрусталём.
- Чёрт возьми!!!
Почему-то единственное слово, приходившее мне в голову, когда дело касалось Юрки, было ''чёрт''. Он прочно ассоциировался у меня именно с чёртом, и ни с кем другим более. Не знаю, может, он и впрямь был властителем ада или каким-нибудь его родственником, но ,тем не менее , я сейчас повторяла это слово, как заклинание: ''Чёрт, чёрт, чёрт''.
На секунду остановившись, я принялась соображать, что бы здесь ещё можно испортить. Почему-то мне казалось, что с каждой разбитой или порванной вещью, подаренной мне Юрки, он теряет свою силу надо мной. Правда, где-то в глубине подсознания я не хотела выходить из-под его власти – сейчас я уже могу себе в этом признаться – , но тогда во мне ни с того ни с сего проснулись жалкие мумифицированные мощи здравого смысла и потребовали спешных действий.
''Бежать! Прочь отсюда, и поскорее!'' – вот мысль, осенившая меня ночью и так взбесившая Юрки, взбесившего, в свою очередь, меня своим нежеланием меня отпускать. Ну подумаешь, не дала ему в очередной раз себя укусить! Что я ему, автопоилка какая-нибудь? Или он вообразил, что сможет заменить мне мою потерянную кровь своей горячей любовью? Тоже мне, вампир-самодур! Хватит с меня, пора было отсюда испаряться, а то в мире произошла бы ещё одна преждевременная, бессмысленная и абсолютно незаметная death…
Мой взгляд скользнул вниз в поисках новых ’’жертв’’ и зацепился за холодный, многогранный блеск серебра на моих пальцах. Я тут же, отогнав секундную вспышку сожаления, сорвала кольца и швырнула их в дальний угол комнаты. Одно кольцо, в виде бесстрастно взирающего черепа, никак не хотело сниматься, и я, не обращая внимания на боль, сдёрнула его с руки вместе с полоской кожи и присовокупила к остальным.С жалобным звоном маленькие символы вечности покатились по гладкому мрамору пола и снова вернулись к моим ногам. В ярости я отшвырнула их острым и длинным носком туфли, рванула с шеи сплетение серебряных цепей и цепочек, но, так как оно не поддалось, пришлось мне трясущимися пальцами расстёгивать все эти бесконечные замочки и по одному разбрасывать украшения по комнате. Тоненькие цепочки рвались от ударов, а те, что потолще, зацеплялись за разные детали изрядно подпорченного – мною, конечно – интерьера. Одна из них громко звякнула о ночной столик возле кровати – тот самый ночной столик, на котором Юрки обычно оставлял свой массивный крест, говоря, что ему стыдно брать его с собой в постель… И каждое утро возвращался за ним и будил меня своими неслышными кошачьими шагами… Его фотография! На столике!Конечно! Как я могла не заметить! Правда, это получается уже почти чёрная магия, но с такими надо бороться их же оружием…
Издав что-то вроде победного крика, я подскочила к тумбочке, схватила фото и, почему-то стараясь избегать ледяного луча его взгляда, от души швырнула бедный снимок в белой, как это ни странно, рамке об пол. На секунду стало тихо, мне даже показалось, что стихли Юркины буйства на кухне. Потом чуть подрагивающей рукой я подняла фотографию с пола и немного робко взглянула на дело рук своих. Серебристые трещины покрывали его мрачно-насмешливое лицо красивой паутиной, словно кружевной салфеткой; ни один осколок не выпал. Чёрт, ну почему всё, к чему имеет отношение этот человек, всегда так прекрасно? И так завораживающе-страшно? Вот и сейчас в стеклянном узоре мне чудились какие-то знаки древних проклятий…
Нет, довольно! Если и дальше так пространно рассуждать, я отсюда вообще не выйду. Я ведь и так уже достаточно сделала – в этом меня уверяло то удовлетворение, что охватывало меня при одном лишь беглом взгляде не ''пейзаж''.Чего ещё желать ?
Но почему-то мне не хотелось уходить, не сделав чего-то последнего. Но чего ? Что ж, сейчас решим…Ага, вот то, что надо. Я подошла к письменному столу ( ах, какие стихи он писал, сидя за этим самым столом…) и взяла открытую бутылку сухого красного вина с экзотическим названием ''Кровь вампира''(пью твою кровь, Юрки). Повертела в руках, потом долила до верху бокал с вчерашним недопитым вином, чокнулась с разбитой фотографией. Быстро выпила, мельком отметив знакомый приятный вкус, разбила бутылку о выступ стены, обдав при этом своё чёрное облачение невидимыми на нём, впрочем, брызгами и с чувством выполненного долга беcстрашным рывком распахнула дверь…
Нет, на меня никто не набросился из пугающе-непроницаемой темноты, и никакая ледяная рука не сомкнулась на моём незащищённом горле. Напротив, наполненный рассеянным светом газовых рожков(Юрки нравились подобные архаичные вещи, ещё спасибо, что свечи везде не расставил, а то при моей беспечности…) коридор был пуст, если не считать наполняющей его тревожной тишины, а моя шея была надёжно скрыта широким шипованным ошейником. Я глубоко вздохнула и медленно двинулась по направлению к кухне , а значит, и к выходу. И хотя инстинктивно я и опасалась возможного нападения, какое-то 69-ое чувство подсказывало мне, что оное вряд ли предвидится. Поэтому я пошла чуть поувереннее и вскоре достигла поворота в столовую. Досчитала до тринадцати и вышла из-за стенного выступа, мгновенно прокручивая в голове догадки о том, что меня там ждало, в уютном кровожадном полумраке…Но, конечно, мне не удалось угадать истинного расположения дел.
Открывшеесяя зрелище стоило зрителей, скажу я вам…Этот гордый готический бог, обычно одевающийся во всё полностью цвета ночи, сейчас нацепил на себя какой-то бордово-чёрный, немного шахматный наряд. Ах, Арлекино, Арлекино, только колпака тебе и не хватало!Но колпака действительно не было, зато чёрные, как вороново крыло, волосы были посыпаны чем-то серовато-пушистым, подозрительно напоминающим пепел, а глаза, ранее радовавшие относительным отсутствием на них краски, сейчас были подведены жирными чёрными стрелками, как у египетской богини. А всё вместе это очень напомнило мне Мефистофеля(в моём личном восприятии его, конечно).
Но это ещё не всё. Мой дьявол стоял на своём – да и моём тоже – любимом стуле, потрясающе сделанной штучной вещи, спинка которого была выполнена в виде западного фасада роскошного готического храма. Взгляд его был наигранно-безумен, поза – как всегда, выразительна, и можно было подумать, что он собирается читать стихи, или, что уместнее в его случае, петь свои шедевральные композиции, если бы…не петля на его нежной шее, закреплённая свободным концом на медном крюке, свешивающемся с потолка.
Всё понятно, решил применить психологический шантаж, мгновенно оценила я обстановку и выжидательно уставилась на Юрки, готовая в любой момент сорваться с места – спасать я его не собиралась, и потом, что греха таить, меня всегда интересовало, бессмертен ли мой северный дьявол. Поняв мои намерения, но выдержав ради приличия театральную трагическую паузу, Юрки заговорил. Тон его, что неприятно меня удивило, был истеричен и даже слегка визглив, хотя раньше я и не подозревала, что он в состоянии брать такие ноты. Впрочем, всегда догадывалась, что все мужики склонны к истерике – даже такие женственные мужики.
- Ну давай, уходи! Ты же давно этого хочешь, иди! Оставь меня одного в моём горе, опроконь подо мной стул – тебе ведь хватит на это сил? Или мне самому сделать это, ты не принесёшь мне и этой последней жертвы?
Ну конечно, он же – божество и считает себя достойным жертв…А разве нет? Я заколебалась.
- Давай, пни его, беги от меня!
Ага, '' беги от меня – я твои слёзы '' …''Но твои слёзы не мои'',тут же вспомнилась мне другая цитата, на этот раз уже из репертуара Юрки. Да, мои слёзы не твои, потому что они большее: они – это ты сам, живое воплощение всех моих слёз, заставившее меня заглянуть в глаза собственной смерти …
Юрки тем временем явно ждал ответа с моей стороны – желательно, конечно, раскаяния и неподдельного сочувствия, ну или хотя бы столь же патетической речи о моих страданиях. Но отвечать я не хотела и не могла. Мне вдруг показалось, что он сейчас действительно опрокинет под собою стул и тогда – всё…И ещё я неожиданно поняла, что готова вновь уверовать в его любовь...Поэтому я, к немому изумлению Юрки, просто стремительно пересекла помещение и открыла входную, то есть выходную в данном случае, дверь, мельком отметив в большом стенном зеркале бессильную злобу – или это была настоящая боль потери ? – в его похожих на подёрнутые льдом озёра глазах…
Дверь захлопнулась. Тихий дождь тут же раскрыл навстречу мне свои объятия.Я знала, что Юрки не будет меня преследовать – сейчас, по крайней мере. Я была свободна…
Свободна, как дождь, свободна, как ночь… Я шла, не разбирая пути, ничего не видя, кроме успокаивающей и одновременно чуть-чуть пугающей тьмы, наполненной холодными струями. Мне вдруг вспомнилась другая такая же ночь, когда я , впервые тогда осознавшая своё место в жизни, вот точно так же брела в объятиях мягкого мрака, вся в ожидании, ощущая себя совершенно новым человеком. Мне нужен был кто-то, кто ввёл бы меня в эту ночь, кто познакомил бы меня с её тайнами и секретами, кто научил бы меня любить её правильно…
И тогда я встретила Юрки. Он стал моим проводником в этом тёмном мире, он стал моей ночью и моей сильнейшей любовью. Он впервые коснулся моих ногтей кисточкой с блестящим чёрным лаком, он впервые толкнул меня в нежные руки тьмы, он впервые обнял меня, как никто этого ещё не делал, и прижал меня спиной к холодной кладбищенской ограде,он впервые раскрыл мне, какая душа заключена во мне. Это было как первые поцелуи на первом, неуверенном ещё и робком свидании…И это моя самая дорогая память.
И он же, Юрки, впервые растопил кусочек сахара над моим первым стаканом доселе неведомого мне абсента. Я помню, как первая золотистая капля медленно стекла в изумрудную жидкость…А после третьего стакана мне приглючилось, что я прикована к Юрки толстой серебряной цепью. Цепь больно жгла моё тело, но чем больше я выворачивалась, тем сильнее она в меня впивалась. Я кричала, плакала, а он пытался обнять меня, успокоить, что-то говорил…Я отталкивала его от себя, но он не сдавался, и в конце концов моя боль отступила, и я утихла в его надёжных и сильных объятиях… После того случая он никогда не разрешал мне пить больше двух стаканов.
А потом была наша первая ночь, и это было шире обычного смысла этой пошлой и откровенно прозрачной фразы – ведь это была именно НОЧЬ…А потом я заснула, и мои сны были окрашены в зелёный цвет абсента и серебристый – лунного света… И проснулась наутро рядом с ним, чтобы, как мне тогда казалось, никогда больше не оставлять его. Любил ли он меня – кто знает?
И вот сейчас я снова шла в ночь, уже близкую и родную мне, но – не до конца… Юрки уже провёл меня сквозь неё известной ему дорогой, и теперь я могла бы сама повторить этот путь, без него. С ним я видела северное сияние и слышала вой волков, это зов дикой природы…Теперь же я просто мечтала о том, чтобы не кончалась нежная тишина этого дождя. Мне нужны были новые тропы и новые провожатые, которые показали бы мне этот переполненный тьмою мир с других сторон… Где мне было искать их ? Конечно, здесь, в этой волшебной прекрасной тьме…В нашем общем доме…
Спутник появился уже где-то полчаса назад, я заметила его боковым зрением. Он просто словно соткался из дождя, сам весь какой-то шуршаще-шелестящий, с бесшумными, как у кошки, шагами. Кажется, он что-то говорил – но говорил тихо, сливаясь с шумом падающих капель, стараясь не мешать моим мыслям. Я была благодарна ему за это – ведь другой бы на его месте давно бы обиделся на моё молчание или бы попросту ушёл, бросив меня одну, но этот словно понимал меня без слов. Я перестала ощущать себя одинокой в его тихом обществе, и в то же время чувствовала себя в уединении…А одиночество и уединение – разные вещи. Совсем разные.
Постепенно всплыв на поверхность со дна океана своих мыслей и воспоминаний, я начала тихонько, искоса изучать неожиданного спутника. Он был выше меня, и мне пришлось наклонить набок голову, чтобы удобнее было смотреть на него исподлобья. Да, у него было что-то общее с Юрки, как и у всех созданий ночи, наверное. Но черты его были как-то мягче и нежнее; весь его совершенно очерченный профиль был прекрасен до фантастичного и – совсем не похож на Юркин . Даже волосы незнакомца были чуть светлее и вились пушистыми волнами, в то время как у моего покинутого демона они были абсолютно прямыми и гладкими. Это была та красота, что заставляет тихо плакать, сливаясь в своём плаче со светлым дождём, что наполняет сердце лёгким сожалением и тихой, одухотворённой печалью : да, он не мой… Но кто мог сказать наверняка ? Пока он был для меня загадкой, и мне следовало попытаться её разгадать.
- Спасибо, - тихо произнесла я, впервые поворачивая к нему влажное от дождя и слёз – неужели ? – лицо.
- За что ? – так же тихо ответил он, тоже поднимая голову и обращая на меня взгляд своих глубоких зелёных глаз. Я заметила, как в его ушах легонько блеснуло серебро. Ну хоть этот не вампир…Хотя, кто его знает ?
- Ты же понимаешь… - да, я была уверена, что он понимает меня, как никто другой.
- Да, понимаю. Конечно, понимаю… - последовал его немного рассеянный ответ. Похоже, он был со мной полностью согласен.
Какое-то время мы снова шли молча. Потом я, почему-то ощущая себя слегка неловко за рвущийся с губ вопрос, всё-таки спросила :
- Как Вас…Как тебя зовут ?
- Вилле.
Он подал мне руку, чуть замедлив при этом шаг, но не останавливаясь.
- А я – Анна.
Мне отчего-то захотелось поцеловать эту тонкую руку, но я лишь сдержанно пожала её.
- Я рад … Действительно рад нашей встрече. Так куда же, Анна, Вы…ты бредёшь в такой час ? Я вижу, тебе плохо…Было плохо.
И правда, мне уже больше не было плохо. Просто как-то перестало, когда он появился.
В другой ситуации, с другим человеком я сочла бы такой вопрос неуместным. Но сейчас мне больше всего хотелось порвать с прошлым, а для этого надо было изгнать его из себя, выпустить на волю, в дождь. А Вилле был так похож на дождь… И, совершенно не удивляясь своему порыву, я вдруг просто рассказала ему обо всём – о своей любви, о Юрки, об осознании всей необходимости разрыва, о бегстве…Рассказала спокойно, без слёз и истерики, без чувства боли или вины, разве что с капелькой горечи.
Он слушал внимательно, не вставляя ни слова, только понимающе кивая иногда. Мне почему-то показалось, что с ним произошло что-то похожее, но я не стала его об этом спрашивать. Неожиданно мне захотелось, чтобы он так и остался для меня загадкой, неведомой тайной… Жизнь ведь так скучна без теней и полуоткинутых занавесей.
Когда я закончила, он спросил :
- Скажи, ты всегда любила ночь ? Или ты осознала это только позже ?
- Правда. Позже. Но как ты узнал?
- Так не бывает чаще всего, поверь. Я вижу в твоих глазах старую тень испуга, так не бывает у тех, кто рождён тьмой.
Он откинул со лба волосы привычным, исполненным грации жестом. В нём удивительным образом сочетались глубокая естественность и какая-то аристократическая манерность. Любуясь его красотой и стараясь делать это не слишком явно, что в общем-то было довольно-таки сложно, я ответила:
- Ты прав. Этот испуг остался в прошлом, когда я впервые почувствовала свою душу… Так всегда бывает при перемене веры. Это как если вступаешь в брак с иностранцем и уезжаешь к нему, а потом влюбляешься в его страну, как и он сам. Или как если меняешь религию, разочаровавшись в вере своих предков…
- Меняешь веру… - казалось, мои слова его немного взволновали. – Да, именно как если меняешь веру. И, как правило, это оказывается навсегда. Смотри.
Он остановился, и я впервые за всё время пути обратила внимание на окружающий пейзаж. Мы шли по какой-то полузаброшенной, но ещё широкой дороге, окружённой сквозной на фоне бархатно-глубокого неба рощей.Где-то вдали белела одинокая колокольня. Мне стало бы не по себе, если бы Вилле не было рядом, но не потому, что он мог бы меня защитить. Нет, почему-то я чувствовала в себе несогбенную и какую-то ожидающую, что ли, силу и странным образом – ответственность за него, за моего случайного – или неслучайного – спутника.
Тот же тем временем нагнулся к обочине, зачерпнул своими нежными пальцами мягкой чёрной грязи и вернулся ко мне.
- Смотри,- повторил Вилле и провёл испачканным указательным пальцем по белому запястью. На коже осталась тёмная полоса земли.
- Видишь, как легко белое делается чёрным ? – сказал он. – А теперь снова смотри.
Он попытался стереть грязь с запястья, но она только размазалась, придав коже неровный серо-бурый оттенок.
- Да, такими неопределённо-грязными стали бы наши души, откажись мы от ночи… - прошептала я. – Я поняла тебя, Вилле, верно?
Он кивнул. Он вообще был немногословен, но и красноречив этим своим полумолчанием.
Мы снова пошли дальше, но теперь я уже обращала больше внимания на природу вокруг. И ещё думала о Вилле. Что я чувствовала к нему ? Я не знаю, наверное, я любила его. Может быть, и сейчас ещё люблю. В моём сердце так много места для ночи со всеми её порождениями…Что это мне несло? И что принесёт ещё?
Вдруг что-то белеющее на обочине заставило меня слегка вздрогнуть. Сердце заныло, словно я почувствовала, что у нашего с Вилле совместного пути был конец. ''Чем-то белеющим'' оказался небольшой каменный крест, возвышающийся над горкой старых осенних листьев. Только сейчас я поняла, что на дворе стояла поздняя осень, поэтому и деревья были голы. А с Юрки я этого не замечала…
- Кто здесь похоронен ?
Мой голос прозвучал глухо и испуганно. Этот парень точно знал, кто или что здесь лежит, иначе не остановился бы. Иначе не зажглось бы болью моё сердце…
Вилле обошёл вокруг креста, провёл изящной рукой по гладкому мрамору.
- Моё прошлое, - чуть дрогнул его волнующий голос.
Прошлое…Вот и у него нашлось своё прошлое, вот и его оно не отпускает. Мне захотелось заплакать от сознания злой пропасти прошлого, что пролегла между нами. Кто здесь, в этой могиле ? Его семья, любимая девушка? И любит ли он их ещё ? А может, здесь зарыты какие-то дорогие ему вещи-воспоминания? А может, это и не могила вовсе, а какой-то памятный знак? Но о ком тогда ? Зачем ?
Видя моё состояние, он подошёл ко мне, успокаивающе погладил по плечам.
- Не плачь, бедная моя…Глупышка… Да, меня не отпускает моё прошлое. И видишь, как я страдаю из-за этого…
Как он был прав! Только глубоко страдающий человек мог понимать и утешать меня так, как это делал Вилле!
- Твой парень, Юрки…Верь мне, он любит тебя. Не делай и его несчастным. Не делай его своим прошлым, которое всё равно тебя не отпустит. Я знаю, о чём прошу тебя. Нет, не прошу – умоляю. Я не смогу вынести ещё одно такое же глубокое страдание в этом пустом мире…Пожалуйста, не подводи меня. Не закрывай своё сердце так, как это сделал я. Я слишком тяжело теперь расплачиваюсь за это.
Его тихий шёпот-дождь постепенно успокоил меня, но стоило мне открыть рот, как меня опять начал душить новый приступ рыданий. Но я всё-таки высказала свою последнюю надежду.
- А ты? А как… Как же… - я уже не пыталась скрыть слёзы, - я полюбила тебя, Вилле! Я умру без тебя… Без тебя, о! Я не вынесу… - и я расплакалась на его плече.
- Бедная девочка…Твоя боль – не любовь, поверь…Ты ведь и сама понимаешь…
Да, я понимала. И это жестокое сознание новой потери разбивало мне сердце. Я понимала, что мне не останется даже неразделённой любви – останется только тупая боль, пустота, оживающая после забвения каждую ночь и с новой силой…
- А что же делать… Что мне делать, когда снова станет так же плохо? Что делать мне тогда, Вилле ?
Наверное, это было жалко; но мне было всё равно.
Он указал на бледный диск луны.
- Просто посмотри на луну … Она моя давняя подруга, луна. Вглядись, она так на меня похожа… И она сможет быть с тобой каждую ночь…
Он помолчал и добавил мягко – и всё же как жестоко это прозвучало!:
- В отличие от меня…
Каждую ночь! Мне показалась, что я начинаю медленно понимать всю боль его странной, тайной лунной любви. И опять стало так больно-больно в душе…
Нет, я не вынесу!
''Бежать!'' – снова вспыхнуло где-то у левого виска .
Я вырвалась из его объятий. Он не держал меня, не пытался сказать никакого напутствия. Он снова просто ПОНИМАЛ меня, как никто другой. Мне стало так больно, что я не нашла в себе сил даже взглянуть на его лицо и медленным, неверным шагом пошла, не оборачиваясь. Я осмелилась только представить себе его, стоящего позади рядом со своим погребённым прошлым, оживающим каждую ночь. Я представила себе его нежный, страдающий и без слов понимающий взгляд ,и мне даже показалось, что я видела, как Вилле медленно растворился в дожде и как упал с ветки последний побуревший листик…
Снова дорога, снова ночь, снова дождь. Ночь, казалось, была бесконечна, как и отчаяние. Как и боль... "Боль есть основа всех чувств'', - вспомнила я с горькой усмешкой. Да, так и было – ведь я чувствовала боль, чувствовала и жила.
- Девушка, мне кажется, нам с Вами по пути… - сказал мягкий голос над самым ухом, и на моё плечо легла тонкая рука в тёмно-серой шёлковой перчатке.
Я обречённо развернулась. Разумеется, парень. Разумеется, бледный, длинноволосый брюнет в чёрной одежде. Ещё одно дитя ночи. Ещ один путь. Да сколько же их, этих ночных дорог ?! Я знала только две из них, и я уже нашла там слишком много страдания; разве недостаточно у меня теперь было опыта, чтобы открывать свои, новые пути? Разве не смогла бы я плыть по ночному морю, обходя подводные рифы боли ? И вообще, сколько можно было всех этих Юрки, Вилле и чёрт знает кого ещё?! Наверняка у этого, третьего, тоже было какое-нибудь северное имя; все они рождены в снегах Скандинавии, и именно оттуда стекают все реки слёз! Но я не желала и узнавать этого нового имени. Мне был нужен лишь дождь… Только дождь.
Но незнакомец, похоже, ждал от меня хоть какой-нибудь реакции, и ему следовало её получить.
- Я так не думаю, - резко произнесла я, даже излишне резко, и дёрнула плечом.
Рука в перчатке выпустила мокрые складки моего рукава и легко соскользнула вниз.
Я отвернулась и снова побежала навстречу грозе и ливню, позволяя ему обнимать меня и целовать в губы, целовать долго и нежно, целовать, как целуют русалки позднего путника, целовать до потери сознания …
- You can see her wherever it rains… - пропел кто-то низким и бархатным голосом совсем рядом со мной.
Я пошевелилась и тут же почувствовала, что лежу на холодной земле, уткнувшись лицом во что-то ледяное, скользкое и пахнущее мокрой землёй. Мгновенно ожили в памяти все минувшие события. Нет, неужели я свалилась, потеряв сознание от холода и усталости ? Не может быть… Но, похоже, всё так и было.
- My little gothic girl… Lost in the darken world… - взволнованный голос уже не пел, а прерывисто шептал.
Юрки!
Я перевернулась на спину и тут же увидела его родное лицо, но на этот раз не гордое и роковое, а исполненное неподдельной тревоги и сочувствия.
- Моя маленькая готическая девочка… Как ты могла… Как я мог! Прости меня, прости и не уходи больше …
Юрки наклонился, стёр осеннюю грязь с моих щёк длинной прядью своих волос.
Я слабо улыбнулась и утонула в его объятиях, ощущая знакомый запах египетских масел, исходивший от него . За его спиной полная луна медового цвета светила на всё ещё ночном небе… Где-то в её свете мне почудилась печальная улыбка Вилле…''Я сделала, как ты просил …''
Я прижималась к Юрки, чувствуя себя так, как будто меня обнимала сама ночь и целовал сам дождь; я снова поняла, что люблю его.
Тьма пела мне свои песни, пела ИХ голосами. Для меня теперь у ночи было два голоса, два магических голоса…
Ночь слишком крепко держит моё сердце в своём святилище готики, и я признаю её вечную власть. Всё это слишком дорого мне; я слишком влюблена; я не хочу отказываться. И я не смогу отпустить …
27.05.2002.
SingleTear.
